Вспомнила тут. В шестом классе я поднималась с одноклассниками по лестнице на 4й этаж школы, и вдруг заулыбалась. Андрей Шейда, что ли, повернулся и спросил, умер, что ли, кто-то, что я улыбаюсь? Я хмыкнула, улыбнулась, и пошла дальше.
Вот только ни он, ни кто другой в классе не знал, что я не улыбалась и не выражала эмоций месяцами не потому, что у меня их не было или я была уж как-то очень сурова, а потому что состояние моей кожи было таково, что каждое движение означало боль и жуткий внешний вид.
Мое каменное лицо было способом не быть изгоем среди жестоких детей. А вышло, что я все равно была другой.